Опытный любитель-марафонец впервые принял участие в Irbis Race, а затем описал пережитое.
Я был немного расстроен, когда 22 августа 2019 года, придя на выдачу стартовых пакетов в первую минуту открытия, в моих руках оказался конверт с номером, четырьмя булавками, какой-то пакетик меда. И всё?! Серьёзно? А где знаменитый рюкзак, футболка или хотя бы какой-нибудь баф с надписью Irbis Race? Ровно год назад я узнал о забеге, пролистал тонны инфы, даже по хештегу #irbisrace перелистал все посты. Я мечтал об этом рюкзаке!
Ладно, Irbis Race — это же про горы, виды, преодоление себя, когда ты бежишь со своими тараканами в голове, которые на высоте четырёх тысяч метров орут и вылезают из башки ещё жёстче, чем обычно. Успокоил себя и отправился ночевать в горах, в обсерватории чуть выше Большого Алматинского озера, где-то на высоте 2750 м н.у.м.
«Ночлег у вас будет, душ, туалет, тепло, но еда своя», — предупредила меня по телефону тетя Неля. В джинсах с синим рюкзаком айронменовским я хожу по яркой зелёной Алмате, поднимая лямки на плечах периодически, чтобы хоть чуть-чуть просохла спина. «Рожки, тушёная говядина, сникерс, хотя можно даже два, редбул перед забегом выпить, курагу, чтобы в карман ветровки положить на старт. Что ещё? Банку пива, чтобы заснуть пораньше, немного хлеба и пряников на вечер к чаю. Блин, ещё же утро будет! Где у вас каша-минутка?» — «Торт мын торт жуз сегыз екы», — ответила мне продавец минимаркета «Керемет», удивив меня как всё стало дороже в последнее время.
«Тётя Неля, я вам звонил, хочу у вас перед стартом остановиться. Да, я неделю назад звонил. Не знаю, уж поселите меня куда-нибудь, не ехать же мне обратно в хостел. Хорошо подожду.» Холод стал сковывать тело. На такой высоте уже не растут деревья. Сначала надел флисовую кофту, хорошо, что взял ее с собой. Потом любимую черную Найковскую ветровку. Под тюбетейкой было тепло, но уши мерзли. Добрый октябрьский вечер в Костанае выглядит примерно так же.
Ребята из команды «Экстремальная Атлетика» в ста метрах от крайне аскетичного ночлега (две простейших кровати и голые стены) разворачивают стартовую арку и всю ночь будут перед ней тусить в палатке. Прикольно. Ведь финиш в пятидесяти километрах отсюда. Столько подготовки, пшик, три-два-один, старт и всё это разбирать, грузить и спускать вниз по извилистой горной дороге обратно в город, пока мы ещё оббегаем то самое знаменитое озеро. Организаторы явно подходят к делу серьезно и с любовью, подумал я ради каких-то 200 психованных человек, которые выйдут через девять часов на старт.
Пробежал два тренировочных километра. До двух восьмисот пятидесяти и обратно. Туда-сюда сто метров набора и спуска на пятнадцать минут пути, а сердце уже стучит в ушах, как будто я сделал быструю плоскую десятку. Капец, пятьдесят км, и все они будут на тысячу метров выше. Я точно здесь и точно ли бегу самый сложный забег Казахстана?
Макароны, толпа заряженных взволнованных ребят, адский движ на вечерней кухне, запотелые окна от вечно кипящей плиты, как в детстве, когда мама солила овощи, а за окнами холодный дождь. Один из оргкомитета, дядя Вадя, сделал прогноз на то, что утро будет холодным и мокрым, а днём на перевале пойдёт снег. И без того жуткие условия, куда дальше стращать.
С этим легендарным дядей Вадей мне повезло ночевать в одной комнате. «Надень термуху, поверх шорты, а сверху куртку со швами, флисовую кофту возьми с собой. Вот так заверни. Конечно, для Ирбиса у тебя рюкзак маловат, но если дунет ветер на перевале, ты будешь счастлив, что у тебя есть кофта», — ответил на мои переживания фактурный и с крутой седой бородой дядя Вадя.
Я торопился собрать рюкзак для забега, а всё лишнее скинуть, чтобы с утра этим не заниматься. Будильник на четыре тридцать, еле допитая банка пива. Завтра тот самый Irbis Race.
Дядя Вадя зашевелился уже в три, он в организаторах — ему надо поесть пораньше и в стартовый «городок». С того момента я уже толком и не мог спать. Только накатывает сон, как резкое волнение пробуждает меня — всё ли готово по одежде, достаточно ли тебе для завтрака?
В четыре ноль пять иду одним из первых на кухню. Классно, что заставил себя встать пораньше, чайники ещё с горячей водой, в туалет нет очереди, последние советы от одного из лидеров прошлогодней гонки Педро. «Cómo es la ручка en español, no recuerdo, Pedro?» — «Bolígrafo». Точно, я же знал, но обещанную цель перед забегом попрактиковать испанский я выполнил.
Четыре, три, два, один и выстрел в горный утренний холодный воздух. Вот и начался самый дикий и сложный трейловый забег Казахстана.
Я никогда не бегал ультра-, никогда не бегал трейлы, никогда не бегал в горах. Примерно каждому первому, кто спрашивал меня, как моя степная северная натура оказалась в Алматы, я отвечал что-то в этом роде. «О, ну, тогда ты неплохо идёшь, говорили ребята, для закоренелого степняка». Всего три км прошли, как вообще можно что-то судить. Но первые впечатления, как если с хорошего городского седана, я пересел на 4×4 легкий вездеход на больших колесах. Виды красивые, но к обычному бегу, трейл никакого отношения не имеет. БАО никак не заканчивалось, тропа реально лежала вокруг, как внезапно начался первый и он же самый затяжной подъем. Все прям стараются, каждый лишний метр тропы пытаются бежать, я уже давно перешел на шаг. Сердце колотилось не просто в ушах, а прямо в горле. И не одним ударом, а создавалось впечатление, что я чувствую вот эти два бугорка на пике кардиограммы сверху и снизу при сжатии сердечных мышц.
Когда стукнул десятый км, было один час двадцать восемь минут. Примерно столько же, как мой лучший полумарафон. «Под грустный денс, я оттанцую всю свою боль» — бесячей песней уже пару часов после старта хотелось поделиться с кем-нибудь. Прошёл какой-то высокий в чёрном парень, который просил «не, надо чувак, я не хочу ее тоже петь». Высота подбиралась к трём тысячам, деревьев уже давно нет, одни травинки и всё больше камней. Эх, знал бы ты, Паша, что зря уже возмущаешься по поводу этих булыжников. «Всё ещё только начинается», — видимо двое местных, знают, о чем говорят. Так вот же он, долгожданный перевал Туристов, про себя думал я, уже перебирая стопа к стопе по тропинке шириной с ладошку. Ага-ага…
К тому времени, я успел съесть пару кусков аскетичного шоколада, такого, какой бы дети точно не стали есть и глотнуть треть стакана горячей воды на первом пункте питания. Знаете, какая вкусная горячая вода с таким шоколадом?! Там, на 15 км, я был рад видеть ярких ребят волонтёров. Им же тут пришлось ночевать на камнях, чтобы встретить нас. Девушка с розовыми волосами, в которых был цветок, и добрый парень остались уже в памяти, а всё реально только начиналось.
Как-то незаметно наступил момент, когда жизнь уже давно закончилась. Никакого шороха, кроме цоканья палок бегунов. Камни, лед, хрустящий снег. Не верится, что я сейчас в зиме, а в часе езды на велосипеде люди ходят по жаре в футболках. Воздуха стало заметно не хватать. Наконец-то! А то я уж подумал, не так и страшно, без акклиматизации идти в горы.
«Если думаешь, что идёшь медленно, значит надо идти ещё медленней», — как мантра в голове крутилась вчерашняя фраза от дяди Вади. Ок, я так не думаю, вроде. Не думаю. Не думаю. Ладно, иду ещё медленней. Аня, очередная девушка в чем-то розовом, которая меня обогнала, сказала спасибо, что пропустил ее на тропинке. А я в этот момент вспомнил пост одной участницы забега, которая два года подряд бегала Ирбис и говорила, что надо остановиться и посмотреть по сторонам, чтобы увидеть красоту, иначе так и будешь пялиться только под ноги. Поднимаю голову.
Аа-фии-геееть! Тоненькой нитью люди на несколько километров растянулись на идеально чистом ровном снегу и впереди видна высшая точка забега в без малого четыре тысячи метров. Тихо, спокойно и умиротворяюще жестоко. Одно неверное движение и летишь вниз как один из тех камней, который стометровыми полосками разрезал снежную гладь, будто по чистому листу А4 кто-то прошёл канцелярским ножом на скорости.
А сделать такое неверное движение очень просто, воздуха после 3600 уже прям мало. И это не такое чувство как одышка, когда быстро поднимаешься по лестнице со своим лишним весом. Тут ты дышишь много и вроде нормально, а надышаться не можешь. Десять метров вперед, остановился, семь метров вперед, остановился, три шага вперед, ну, вы поняли. И сразу после отдыха первые несколько шагов прям легко. Понимаешь, что сердце успело накачать орущие от недостатка мышцы кислородом. Где-то в глубине головы подбиралась легкая боль, солнце и снег обжигали кожу, а сердце реально билось в горле. Толпа людей давно перестала говорить. Воздуха мало.
«Ребята, как я рад вас видеть», — пока волонтер в пуховике что-то там записывала, читая мой номер. «А мы-то как рады», — волонтёр готовился запускать дрон и ответил спиной, пока другой с камерой надевал на меня микрофон «Скажешь что-нибудь?»
Я сказал в камеру, какие ребята молодцы, организовали такой сложный забег и вот это всё по классике. Что они вообще ожидали от меня услышать?! Я был рад, что поднялся на высшую точку забега и одна из сложностей преодолена. Эти восемнадцать километров я как раз сделал за три часа пятьдесят пять минут, идя примерно 96-м по счёту. Нас уже в принципе сформировалась определённая кучка одних и тех же ребят плюс-минус десять минут все знали кто где. «И че, вы реально не пустите человека дальше идти, который сюда поднялся чуть меньше контрольки? Даже если он за пять ноль одну пришёл?», — провокацией я ждал ответа Кати, организатора с рацией и хипстерской улыбкой. «Ну…» — был ответ, а дальше я сам ее перебил, потому что понимал, что на этой горе реально решение сложно принимать. «Думаешь дальше будет просто!?», — добавила она, а я уже собирался идти вниз.
Волонтёры ночевали чуть ниже, в первом лагере и поднялись сюда ни свет, ни заря, чтобы не упустить лидеров и встретить участников. Психи не меньше нашего.
Спуск! Пролетев метров пятнадцать на своих шортах по мокрому утреннему снегу, едва пытаясь тормозить пятками мне стало очевидно, спускаться не прям уж легко. Пытался понять, как собирался снимать свой фильм Мади, от недуга накануне он вынуждено отказался от своей затеи. С камерой бы ходил? Дрон бы притащил? Это же капец как сложно. И хотя сам я уже в горах не уверен, что закончу всё как положено.
Знаете, как резко чувствуется количество воздуха каждые сто метров спуска? Ощущение, что ты пьёшь колу с настоящим сахаром, а не вот эту модную сейчас колу зиро. Ты вдыхаешь и кожей чувствуешь, как воздух моментально впитывается в клетки. В этот же момент попутно организм отстрессовывает свои территории и дико начинает болеть башка. Я всегда думал, что я не такой как все, меня не возьмёт, мне повезёт и мои шесть марафонов меня поддержат, если что, за спиной.
Какой-то чувак реально решил бежать по этим камням, перемешанным с горными речками и прямо за моей спиной взлетел. Я лишь увидел, красивое сальто палок, а сам он сурово по-деревенско-пацански сказал что-то вроде «Всё норм, всё норм, я сейчас сам поднимусь». Мало того, что бежать вниз нереально, темп выходит в минут двенадцать на километр, так ещё и всегда опасаешься, что кто-то сзади не расчитает скорость и влетит в тебя. Слева стена из камней и грязи, справа постоянный обрыв — где-то есть шанс выжить, а где-то сломать все части тела.
Расстройства мне не принесло, но я понял, что компенсировать долгий подъем этими спусками не получится. Либо убьешься, либо в мозгу и челюсти трещит от ударов ногами о поверхность. Снег подходил к концу, а я так и не выпил из своего раскладного стаканчика, ради которого объехал всю Астану, выбрал речку получше и набрал чистой горной воды. Ну, это только звучит красиво, а по факту, как вам на вкус растаявший снег?!
На спуске, быстро менялись времена года и планеты солнечной системы. Марсианские камни стали исчезать, а раздражающий шум становящегося всё шире Левого Талгара уже местами разбавлялся птицами. Жизнь стала появляться, легкий ветерок становился приятней, а снеговые кучки всё реже. «Пока дождь не пошёл, надо идти быстрей вниз, иначе по камням будет совсем сложно», — обнадёжил кто-то. Я же от ещё пока светившего солнца покрылся слоем пота и так как снега больше не будет, надо же свежим ещё вытереть лицо. Так и заработал себе диагональную царапину на весь лоб, от камешка в снегу.
Куртку не снимешь, стало пасмурно и местами зябко, а с ней жарко. «Ты чувствуешь, что мы стали с тобой говорить и очень радостно спускаться, при этом дыхание не теряется?», — сказал я девяностопяти килограммовому единоборцу Альмиру. Было уже ниже трёх тысяч, трава всё выше, камни всё реже, а в далеке виднелся огромных размеров с трехэтажный дом расколотый камень. Местные его называют то ли зубом, то ли ещё как-то. Организаторы не могли не предусмотреть там пункт питания. Такие виды…
«Сколько мне пить аспирина, две или одну?», — в ответ на предоставленные мне таблетки спросил я. Голова звенела от горняшки. Кружка воды, немного таблеток глюкозы, всё тот же аскетичный шоколад, тёмные тучи где-то над ребятами, которые ещё позади. «Ну, что погнали?», — предложил Альмир.
Стало вдруг пасмурно, хотя мы спускались всё ниже. Редкие капли дождя иной раз задевали лицо, то и дело приходилось постоянно то затягивать молнию на куртке, то расслаблять. Когда высота упала до двух с половиной тысяч, было ощущение, что снег и холод из прошлой жизни. Тропа мягче, трава по пояс, вдыхаешь воздух, а он прям тёплый как в первые солнечные дни мая или даже как когда выходишь из самолёта в аэропорту курорта.
Тюбетейка моя конечно зашла всем. «О, тот парень в тюбетейке», — говорили фотографы. «А где ты такую взял? Сколько стоит?» — даже не придумаешь ничего сложного и особенного в ответ на это, кроме «В Костанае, в сувенирном, за восемьсот или за тыщу всего. Главное брать войлочную. Чем больше она выцветает, тем круче выглядит».
Постепенно стали появляться лёгкие перебежки на трассе, хотя тропа и была узкой, камни местами стали крепко торчать в грунте и если упадёшь, то уже точно не со стопроцентной вероятностью смерти. Кто-то сзади сказал, что примерно в течение пятнадцати минут кто-то из лидеров начнёт финишировать. Значит дело близится к полудню, а значит организм скоро поймет, что утренняя каша, это последняя реальная еда, которая в нем была. Так и случилось, всего восемь километров по спуску от точки до точки с питанием, а нутро стало просить еды. Агуша и Фрутоняня висели как патронташ на лямках рюкзака, в кармашках — гели, но есть их не хотелось вообще. Голова периодически кричала от боли при каждом шаге. А после неверно укушенной кураги случилось брекетное чэпэ. Вылетела дуга с крайнего правого нижнего зуба. Бежишь, а проволока протыкает щеку изнутри. Останавливаться не вариант, эту дугу можно вставлять самому часами, а может повезти и она сама на место встанет. Так, спустя пару ненавистных километров, проткнув десну, дуга вернулась на законное место, оставив мне полуотгрызанный палец, которым я ее направлял.
«Парни, вы видели? Уже деревья! Капец, они высокие. Офигеть, тут жизнь.», — я свои эмоции не сдерживал. Тут из-за камней появляется хороший знакомый, по проекту #irunkazakhstan Александр Сипетый.
«Так и знал, что это ты идёшь. Такой красиво наряженный», — мне с улыбкой говорит Саня. А я счастлив увидеть родные лица, когда уже целую вечность идёшь в диких горах. «Это кстати Габченко мне дал свою куртку, поэтому ты так узнал меня сразу», — говорил я спиной, пробираясь между деревьев, тонкими тропинками, где-то слезая с огромных, размером с машину, валунов. «Давай, рад, был тебя видеть. Мне хоть и не до красивых видов, но я гляну, о чем ты говорил впереди».
Прежде, чем эти живописные виды настали, на тропе появились живые камни — это такие, которые пару недель назад свалились сюда. Каждый из них шевелился под ногами, а справа пропасть метров сто до реки вниз лететь. Тут без шуток, опасно.
Дальше мчусь вниз, у кого-то из ребят начали твердеть и отказывать мышцы. Делая остановки, чтобы намазать кетоналом, им приходилось уступать мне место на тропе. Кстати, понять, что человек устал было реально легко. Ведь всю дорогу, ты не смотришь по сторонам и пейзажам. Всё, что ты видишь — кроссовки впереди идущего. То Соломон, то Иновейт, то Асиксы. И когда эти кроссовки больно заламываются на камнях то на левый край стопы, то на правый, понимаешь, человек или лодыжку свернет сейчас, или пусть разминает свои мышцы.
Запах костра и еды слышен за километр, тот редкий случай, когда я ускорился, чтобы быстрей поесть знаменитого супа. «Еда, еда, еда», — кричал я в лесу, подбегая на запах костра к самому главному пункту питания на Красной поляне. «Да, изотоник, воду, чай», — сразу всё ответил я на предложение девушки волонтера. Подзарядил часы из пауэрбанка, который коллега одолжила на работе. Посидеть хотелось долго, но тело стало остывать и холод сковывал.
Компанией из четырёх человек, мы шли по лесу ожидая, когда же закончится спуск и начнётся «страшный» Бутаковский перевал. Дикая малинка вкусна, но вкус был как вечер воскресенья. Где-то вот-вот начнётся подъем. «Две тысячи девяносто один, по-моему ниже некуда», — только я произнёс эту фразу как перед глазами появилась кустарниково-травяно-каменистая стена со ступеньками из земли.
Ещё совсем недавно я жаловался, что спуск и камни уже надоели, а чем ниже спускаешься, тем теплее становится. Мы привыкаем жаловаться на всё, так ни эдак, и эдак не так. Ещё совсем недавно я ел знаменитый суп на Красной поляне и мечтал о Бутаковском перевале, чтобы уже быстрей оттуда уйти. В горной реке заправлял свой гидратор и играл со своим сознанием злую игру.
Тут всё сошлось в одну кучу: тело как раз привыкло бегать около сорока километров за раз; опускаясь ниже, организм понимал, что где-то близок конец; обед же показал, что сейчас расслабиться можно, переваривая еду; а за «окном» дело близилось к вечеру. И тут эта дурацкая стена. «На четыре километра 800 метров подъёма», — ещё утром в начале, говорил мне чувак с модной бородой и в синей футболке прошлогоднего алматинского полумарафона. Представить подъём в 200 метров на километр, это… даже не знаю с чем сравнить.
Я впервые вытащил палки для трекинга, куртку завязал на пояс и понеслась. Стратегию выбрал простую: каждые 20-30 метров подъёма я останавливаюсь на короткий 30-секундный отдых, смотрю на альтиметр и жду 2230 превратились 2252, всё стоп. Стою смотрю вниз, как все те же ребята, с которыми целый день бок-о-бок идут плавно, но без остановок. Я так не могу. Каждые 100 метров подъёма разрешаю себе присесть на камень, траву или что там попадётся и отдохнуть минуту. Я знаю, что нужно достичь 2880 метров и так легче, понимая, что после первого поворота не будет конца, ведь на часах только две пятьсот. А на этом первом повороте многие расстраиваются, потому что ожидают, что там уже всё, конец. Пока поднимался, шёл неплохо, почувствовал, что всех обогнал и стал лидером в этой нашей кучке. В основной своей части наклон был такой сильный, что ощущение, как в деревне на лестнице на чердак, ногами на одной ступеньке, а руками можно коснуться до травы повыше.
Кто-то из ребят волонтёров на роднике в ста метрах от конца перевала дал мне воды и сказал, что узнал меня из инстаграма. Приятное чувство и мне хотелось распросить, как ему меня читать и где он нашёл мою страничку, но после воды, оставшиеся метры стало вообще невыносимо муторно морально идти. Фотограф перед перевалом мне что-то говорил типа «давай иди, чуток осталось», а я ползу и останавливаюсь уже каждые 5-7 метров подъёма. Особенно бесило, что силуэты ребят волонтеров красиво подсвечивались в тумане перетекающих через гору облаков, а тебе до них ещё вверх и вверх.
Галя кричала «Паша, давай, чуток осталось, ты молодец», — в принципе то же, что и все волонтёры. Она тоже знает мой инстаграм и в этот раз наливала чай участникам на последнем пункте питания. Но эта фраза тоже почему-то стала раздражать. Когда я понял, что выше идти уже не придётся, реально не веря в то, что это конец, из меня вырвалось: «Как же меня достал этот ваш бл**ский Ирбис, пустая трата времени. Для чего? Какой в этом смысл, ну вот реально? Нахрена мне тут идти? И что я кому покажу? Я больше в жизни не сунусь в такой забег». Эти фразы сопровождались тыканьем палок в землю и ором перед всей толпой ребят.
Тут же стало стыдно. И даже сейчас, пишу эти строчки и кусаю нижнюю губу от стыда.
Чай был вкусный и вроде ещё часа полтора назад всего лишь плотно поел суп, а у ребят накинулся на офигенные в последней инстанции вафельки с розовой прослойкой, какой-то божественный сыр и что там ещё было? Изюм, шоколад, курагу? Три кружки чая, а я только заставил себя идти вниз. Лидером той своей группы я не был уже давно. Ребята ещё у родника меня обогнали, и я стал где-то на минус четыре каким-то.
Через минуту спуска в дикой глуши, на узкой тропинке шириной с булку хлеба я увидел кого? Не поверите! Мотоциклист пытался заезжать на этот перевал. «Это че, реально?», — «Я вот тоже надеюсь», — в ответ услышал я от реально бешеного чувака. Ведь если его мотоцикл упадёт, то хрен его знает, как потом его оттуда вытащить. И зачем ваще здесь мотоцикл на трёх тыщах узкой тропы?
Раздражали уже и мелкие подъёмы, на которые можно было влететь с разгона после спуска. Раздражало уже в принципе всё. Где-то ближе к знаменитым качелям под Фурмановкой (те самые где фотки над пропастью типа, вы стопудово встречали такие), стали попадаться люди, говорили, «Удачи, скоро финиш». «Завалите нахрен», — просилась в ответ фраза, «Спасибо ребят, одно радует, вы тоже отсюда пойдёте пешком», — говорил я в реале. Когда осталось три километра, далеко из ущелья были слышны ор и овации тех, кто финиширует сейчас. Ага, Кайреке уже на финише, Альмир похоже тоже сейчас подойдёт. В двенадцать запланированных часов я укладываюсь.
Девочка в голубом меня обогнала: «Че не бежишь?» Радостная такая, смотрите. На мои тягостные моральные потуги разогнаться тело отвечало лицом коровы, которая стоит на международной трассе, когда вы едете в соседний город. Типа что-то побегу, но нет, прости чувак. «Братан, вы все реально с БАО бежите что ли? Охренеть!», — вот эта фраза была приятной. Местные ребята понимают, что до БАО адекватный маршрут — три дня, а не эти ваши 12 часов или фантастические шесть, за которые почему-то не убиваются лидеры гонки.
Достаю телефон, включаю камеру, видео для сторис портит противный роботизированный женский голос часов «Круг 51, Семь, ноль семь». Ровно 51 км бега. Первый в жизни ультрамарафон, первый в жизни трейл, первый в жизни забег в горах или скайраннинг, как теперь положено говорить. В моей копилке трасса из топ-10 мировых горных забегов, единственная на постсоветском пространстве, самая сложная в Казахстане, к которой готовился морально и так долго.
«Давай, давай, даваааай», — кричат на финише организаторы. «Урррррааааауууу», — убивая последнее горло кричу. Медаль, рюкзак, тот самый, что я так ждал, футболка. Фотограф что-то снимает меня в толпе вещей в руках.
Впервые в жизни потекли слезы от финиша. Неконтролируемое чувство, хнычу несколько секунд, лицо искривилось. Сам не понял, как. Никогда такого не было. Похоже организм просто не понимал как реагировать эмоционально на то, что финиш настал. Чувствую испуганные взгляды людей, может мне где-то плохо, стараюсь исправить лицо.
Где тут можно попить!? О, а дайте мне тоже арбуз.
фото © Wild Irbis Production
Предыдущие публикации об Irbis Race:
Юлия ФЕРНАС: боялась «горняшки» на Irbis Race
Шынгыс БАЙКАШЕВ: Я не был готов к этой дистанции…
Иван ДАВЫДОВ: в этой гонке было все!
Юрий ШТАНКОВ бронзовый призер IRBIS RACE 2017
Семь лайфхаков о подготовке к Irbis Race
Рекорд трассы на Irbis Race 2019
Новый рекорд на Irbis Race 2018
